fbpx

Анна

Выбор редакции

Как Александра есть женская параллель Александру, так мужскому имени Алексей соответствует в метафизике женских имен Анна.

В Анне главное — это ее подсознательная почва, лежащая чаще всего не на скале, а на таких подпоч­венных слоях, которыми носительница этого имени уходит в недра бытия. И недра эти, по высшему за­данию имени, суть недра благодати, как гласит и этимологическое значение имени. Когда же высший план не достигается личностью, она получает приток благодатных сил через стихийную основу природы, — следовательно, может всасывать вместе и эти стихий­но-метафизические энергии, а может быть, и смеши­вать их, проводники благодати, с самой благодатью. На низших планах, наконец, усваиваются главным образом эти стихийно-мистические начала, душа ми­ра, но всегда в окраске благодатности, то есть под та­кой формой восприятия. Анне стихийное никогда не является как только стихийное, ибо оно всегда мис­тично. Бытийные энергии не появляются в сознании Анны оторванно от своих глубочайших основ, по­верхностно и самодовлеюще, — никогда поэтому не расцениваются согласно позитивному. Как указано, причина этого в неотделенности нижних слоев под­сознательного от мировой Среды: Анна имеет непо­средственное сообщение с подпочвенными водами, и всякое колебание их уровня и изменение их состава сказываются в ней, в ее самоощущении. В этом смысле можно даже сказать, что Анна со стороны подсознательного не имеет определенной формы и сливается с мировой душой.

Вот почему Анне предопределен уклон: либо в сторону духовного отрезания от себя, то есть от сознательной личности, всего подсознательного, в том числе и своего собственного, как не своего, либо — привязывание к себе как своего личного достояния всей жизни мировой души. Но легко видеть, что и то, и другое равно ведут к отрешению от всего, что при­суще подсознательному, либо оно имеет своеобраз­ную окраску чувственности, лишь поскольку оно ограничено пределами личности, привязано к ней, противополагается прочему бытию и, следовательно, понимается как своекорыстное, разделяющее и не­проницаемое. В подсознательном Анны существенно нет субъективности. Анна не хочет для себя и своего. Она не страстна, скорее напротив, отпадает от мира, то есть душой не принадлежит к нему, не имея в сво­ем сознании зацепок о мир. То стихийное, что ощу­щает она, по ее оценке ощущается в ней как объек­тивное, даже внешнее, данное ей, если только она не перенесла своего «я» в мировую душу; но тогда тем более все ее подсознательное, как космического мас­штаба, не оценивается ею под углом мелкого и свое­корыстного индивидуального влечения. Тогда внут­ренние ее движения приобретают мировой размах и вселенскую значимость: на свои же, то есть индиви­дуальные свои нужды и желания, она смотрит из такой дали, что они не могут не казаться мелкими и ничтожными.

Так или иначе, а «я» Анны, то есть сознательный слой личности, оказывается обособленным подсозна­тельным, и потому личность ее, более богатая, неже­ли многие другие, оценивается ею самой, а нередко и многими другими, как бедная, даже тогда, когда это богатство личности правдой или неправдой проби­вается в творчестве уже явном и бесспорном, и даже когда Анна сама оценивает его высоко, в случае же смешения благодатного со стихийным — и чрезвы­чайно высоко. Все-таки себе самой, сознательному «я» она придает малую цену, потому что переносит это свое творчество в объективное бытие и рассмат­ривает его — как дар, как откровение, как самопро­явление того объективного бытия, — не как свою са­модеятельность. И, следовательно, это творчество, даже оно, не обогащает в ее глазах ее самое.

Нельзя сказать, чтобы разум был в Анне не ост­рым; даже напротив, он обладает этой остротой. Но каков бы он ни был сам по себе, его значительно превосходят по развитию более глубокие силы, коре­нящиеся в подсознательном. Разум не может поспеть за ними, а может быть, и не хочет утомлять себя по­стоянной необходимостью какой-то спешки; и пото­му он относится к интуитивной глубине личности пассивно, предоставляя ей увлекать себя за нею. По­этому он вообще не получает систематического роста и не усваивает привычки к сознательной и самодея­тельной работе. Интеллектуальную работу Анна недо­любливает, охотно ее избегает и, хотя ссылается на свое неумение, но на самом деле ей не очень доверя­ет: вмешательство интеллекта, как ей все кажется, исказит «чистый опыт» ее интуиции, и потому план, стиль, даже знакоположение представляются ей чем-то вторичным, придуманным, неискренним.

Имея знание не от разума и сытая своим знанием, она пренебрегает интеллектом, своим интеллектом. С другой стороны, глубины природы слишком непосредственно открыты ей, чтобы иметь потребность и острую нужду в искусстве… То, что дает искусство, в каком-то смысле гораздо глубже и полнее известно Анне, чем это можно получить посредством ис­кусства; а кроме того, пользование, искусством тре­бует развития сознательной самодеятельности, само­воспитания, которого сторонится Анна не только по нежеланию, быть деятельной, но и потому, что само­воспитание представляется ей искусственным. Худо­жество чуждо ей. В особенности же чужда та отрасль его, которая предполагает наибольшую предваритель­ную самодеятельность, а имеет в виду наиболее без­образное и мистическое прикосновение к бытию: му­зыка. Именно того, что могла бы дать музыка, у Ан­ны уже сколько угодно, притом без труда.

Следовательно, нравственная область — вот что занимает преимущественно сознание Анны, то есть именно то, чего нет в ее восприятиях из глубины.

Предыдущая статья
Следующая статья

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь

Рецепты

Партнеры

Vse.ua - сравнение цен на товары для детей и мам в Украине
Стоматология JazzDent - Позняки, Осокорки
aquamarket.ua Доставка воды – Онлайн супермаркет
«Профи Тойс» - интернет магазин детских игрушек из Европы."
https://dentectum.com.ua - стоматология в Киеве

Звездные родители

Похожие статьи

Как Александра есть женская параллель Александру, так мужскому имени Алексей соответствует в метафизике женских имен Анна. В Анне главное — это ее подсознательная почва, лежащая чаще всего не на скале, а на таких подпоч­венных слоях, которыми носительница этого имени уходит в недра бытия. И недра эти, по высшему за­данию имени, суть недра благодати, как гласит и этимологическое значение имени. Когда же высший план не достигается личностью, она получает приток благодатных сил через стихийную основу природы, — следовательно, может всасывать вместе и эти стихий­но-метафизические энергии, а может быть, и смеши­вать их, проводники благодати, с самой благодатью. На низших планах, наконец, усваиваются главным образом эти стихийно-мистические начала, душа ми­ра, но всегда в окраске благодатности, то есть под та­кой формой восприятия. Анне стихийное никогда не является как только стихийное, ибо оно всегда мис­тично. Бытийные энергии не появляются в сознании Анны оторванно от своих глубочайших основ, по­верхностно и самодовлеюще, — никогда поэтому не расцениваются согласно позитивному. Как указано, причина этого в неотделенности нижних слоев под­сознательного от мировой Среды: Анна имеет непо­средственное сообщение с подпочвенными водами, и всякое колебание их уровня и изменение их состава сказываются в ней, в ее самоощущении. В этом смысле можно даже сказать, что Анна со стороны подсознательного не имеет определенной формы и сливается с мировой душой. Вот почему Анне предопределен уклон: либо в сторону духовного отрезания от себя, то есть от сознательной личности, всего подсознательного, в том числе и своего собственного, как не своего, либо — привязывание к себе как своего личного достояния всей жизни мировой души. Но легко видеть, что и то, и другое равно ведут к отрешению от всего, что при­суще подсознательному, либо оно имеет своеобраз­ную окраску чувственности, лишь поскольку оно ограничено пределами личности, привязано к ней, противополагается прочему бытию и, следовательно, понимается как своекорыстное, разделяющее и не­проницаемое. В подсознательном Анны существенно нет субъективности. Анна не хочет для себя и своего. Она не страстна, скорее напротив, отпадает от мира, то есть душой не принадлежит к нему, не имея в сво­ем сознании зацепок о мир. То стихийное, что ощу­щает она, по ее оценке ощущается в ней как объек­тивное, даже внешнее, данное ей, если только она не перенесла своего «я» в мировую душу; но тогда тем более все ее подсознательное, как космического мас­штаба, не оценивается ею под углом мелкого и свое­корыстного индивидуального влечения. Тогда внут­ренние ее движения приобретают мировой размах и вселенскую значимость: на свои же, то есть индиви­дуальные свои нужды и желания, она смотрит из такой дали, что они не могут не казаться мелкими и ничтожными. Так или иначе, а «я» Анны, то есть сознательный слой личности, оказывается обособленным подсозна­тельным, и потому личность ее, более богатая, неже­ли многие другие, оценивается ею самой, а нередко и многими другими, как бедная, даже тогда, когда это богатство личности правдой или неправдой проби­вается в творчестве уже явном и бесспорном, и даже когда Анна сама оценивает его высоко, в случае же смешения благодатного со стихийным — и чрезвы­чайно высоко. Все-таки себе самой, сознательному «я» она придает малую цену, потому что переносит это свое творчество в объективное бытие и рассмат­ривает его — как дар, как откровение, как самопро­явление того объективного бытия, — не как свою са­модеятельность. И, следовательно, это творчество, даже оно, не обогащает в ее глазах ее самое. Нельзя сказать, чтобы разум был в Анне не ост­рым; даже напротив, он обладает этой остротой. Но каков бы он ни был сам по себе, его значительно превосходят по развитию более глубокие силы, коре­нящиеся в подсознательном. Разум не может поспеть за ними, а может быть, и не хочет утомлять себя по­стоянной необходимостью какой-то спешки; и пото­му он относится к интуитивной глубине личности пассивно, предоставляя ей увлекать себя за нею. По­этому он вообще не получает систематического роста и не усваивает привычки к сознательной и самодея­тельной работе. Интеллектуальную работу Анна недо­любливает, охотно ее избегает и, хотя ссылается на свое неумение, но на самом деле ей не очень доверя­ет: вмешательство интеллекта, как ей все кажется, исказит «чистый опыт» ее интуиции, и потому план, стиль, даже знакоположение представляются ей чем-то вторичным, придуманным, неискренним. Имея знание не от разума и сытая своим знанием, она пренебрегает интеллектом, своим интеллектом. С другой стороны, глубины природы слишком непосредственно открыты ей, чтобы иметь потребность и острую нужду в искусстве... То, что дает искусство, в каком-то смысле гораздо глубже и полнее известно Анне, чем это можно получить посредством ис­кусства; а кроме того, пользование, искусством тре­бует развития сознательной самодеятельности, само­воспитания, которого сторонится Анна не только по нежеланию, быть деятельной, но и потому, что само­воспитание представляется ей искусственным. Худо­жество чуждо ей. В особенности же чужда та отрасль его, которая предполагает наибольшую предваритель­ную самодеятельность, а имеет в виду наиболее без­образное и мистическое прикосновение к бытию: му­зыка. Именно того, что могла бы дать музыка, у Ан­ны уже сколько угодно, притом без труда. Следовательно, нравственная область — вот что занимает преимущественно сознание Анны, то есть именно то, чего нет в ее восприятиях из глубины.